Сейчас, когда идет интенсивный, но небезболезненный процесс возрождения казачества, обращение к его прошлому имеет не только академический, но и практический интерес. Он заключается, прежде всего в том, чтобы извлечь все рациональное и положительное в многовековом опыте казачества и с учетом современных реалий использовать его на благо России. Отечественная историография давно изучает различные аспекты истории казачества: его происхождение, этнический состав, взаимоотношения с Россией(1). В то же время, чрезвычайно важный вопрос о роли вольного казачества в восточной политике России остается на периферии исследовательских интересов.

Источником для изучения данной проблемы служат материалы Посольского приказа (Ногайские, Сибирские, Крымские дела)(2), архив которого по своему богатству и сохранности выделяется среди других комплексов исторических источников и содержит важные сведения по внешней политике России.

России принадлежит особая роль в отношениях с Востоком. Эти отношения, своими корнями уходящие ко времени Киевской Руси, никогда не были простыми - периоды ожесточенного противоборства чередовались с военно-политическим сотрудничеством, откровенная вражда сменялась мирным сосуществованием и добрососедством. Восточная политика России в XV-XVII вв. имела ряд специфических черт, обусловленных традициями взаимоотношений с Золотой Ордой, и не встречавшихся в отношениях с западными странами. Имелся даже своеобразный «ордынский синдром», влиявший на политику страны и массовое сознание народа. В России серьезно опасались возрождения Золотой Орды, поэтому русские дипломаты на переговорах с представителями татарских ханств были вынуждены покупать их лояльность с помощью «поминок» (подарков), выдаваемых с учетом сложной иерархии того или иного государства(3). Считая себя наследниками Золотой Орды, татарская знать в Крыму и Ногайской Орде требовала для себя жалования, равного по своему размеру прежнему «выходу» Руси Орде, что усложняло ведение дипломатических переговоров и ставило перед Россией задачу скорейшего урегулирования вопросов внешней политики на востоке.

Существовало несколько принципиальных подходов к решению проблемы безопасности восточных границ. Во-первых, можно было попытаться наладить дружественные отношения с восточными соседями, чтобы они не допускали новых набегов на русские земли. Во-вторых, поставить татарские ханства в зависимое положение, сделав их своими вассалами. В-третьих, ликвидировать эти государства, включив их в свой состав путем завоевания. Выбор Россией того или иного способа урегулирования взаимоотношений на востоке зависел от исторических условий развития государства и от расстановки сил на международной арене.

В конце XV- начале XVI века Иван III и Василий III проводили в отношении восточных и южных соседей политику союзов и договоров, пытаясь дипломатическими средствами урегулировать отношения с ними. Уже в последней четверти XV в. в русском политическом лексикон появилось понятие «шерть». Этим словом обозначались соглашения между московским государем и правителями некоторых владений к востоку от российских рубежей (Казанское и Сибирское ханство, Ногайская Орда). Шертные соглашения представляли собой один из способов включения соседних владений в сферу российского влияния(4). Однако, эти соглашения не были прочными, они часто нарушались со стороны татар и не давали стабильных результатов на длительный период. Поэтому уже в правление Василия III стали применяться военно-политические методы урегулирования конфликтов. В поисках союзников для борьбы с татарами Россия была вынуждена обратиться за помощью к вольному казачеству.

С деятельностью Ивана IV Грозного связано развитие вольного казачества, его организационное оформление и включение в качестве самостоятельной силы в состав вооруженных сил государства. Именно в этот период Россия выбирает третий путь решения восточного вопроса –путь завоевания татарских ханств для обеспечения мирного существования государства. Не имея на своих границах естественных рубежей, которые защищали бы от нашествий кочевых народов, Россия создала «искусственную» преграду в лице казачьих поселений вначале в верховьях, а затем и в низовьях Дона. Не занимавшееся земледелием вплоть до XVIII в., казачество жило, обеспечивая себя, в значительной мере, посредством войны и разбоя. Подобный образ жизни превращал его в опасную силу не только по отношению к государствам – политическим конкурентам России, но и в отношении территорий, входивших в собственно российские владения. Однако, не имея достаточных сил для охраны границ от кочевников, Русское государство вынуждено было терпеть «взрывоопасное» казачество, поддерживая его существование поставками пороха и хлеба. Поощряя походы против соседей, и в тоже время, открещиваясь от ответственности за действия казачьих ватаг, оно обращалось к ним, когда дело касалось государственных интересов самой России.

Исходя из своих стратегических интересов, Россия поставила своей целью присоединение Поволжья и Приуралья, опираясь на свою военную силу. В середине XVI века Россия превратилась в сильное государство с формирующейся имперской идеологией. Молодому государю Ивану IV и его окружению было присуще новое политическое самосознание с более широким, чем у предшественников, кругозором. Не случайно в середине века проводятся реформы, великий князь принимает титул царя; получает распространение теория «Москва - третий Рим». Тогда же Россия впервые переходит к крупномасштабным завоеваниям на востоке, так как ее военный потенциал стал уже настолько значительным, что позволял перейти от затяжной оборонительной войны к кардинальному решению вопроса - завоеванию Казанского, а затем и Астраханского ханства и Сибири.

Процесс присоединения и колонизации новых земель на востоке проходил при активном участии казачества, которое успешно боролось с крымскими и ногайскими военными отрядами. Поход 1552 года, приведший к взятию Казани, стал важной вехой в продвижении России на восток, а участие в нем вольного донского казачества на долгое время определило политику Москвы по отношению к казачьей вольнице (5). За время царствования Ивана IV казачество превратилось во внушительную силу. Об этом свидетельствует появление казачьей вольницы не только на Дону, но и на Волге, Тереке, Яике. Окончательно изменился этнический состав казачьих станиц, в них явно возобладал славянский этнический субстрат. В этом убеждают как имена видных атаманов того времени (Михаил Черкашенин, Богдан Барабоша, Матвей Мещеряк, Никита Пан, Ермак Тимофеевич), так и прямые указания источников на этническую принадлежность казаков(6). Именно в этот период донское и волжское казачество окрепло настолько, что наряду с русской армией стало представлять реальную угрозу для восточных соседей России. На степных просторах только казачество, перенявшее от татар тактику ведения боевых действий, могло сдерживать натиск кочевых народов. Казаки, закрепляясь на Волге и Яике, нарушили привычный режим перекочевок ногайских орд, и тем самым способствовали ослаблению их политической власти в этом регионе. Несмотря на отдельные факты открытого неповиновения власти русского государя, в целом казачество поддерживало его решения. В свою очередь, Иван Грозный стремился принимать политические решения, учитывая интересы казачества, не раз оказывавшего помощь России. Такая политика способствовала укреплению русско-казачьих связей и привлекала все большие казачьи массы на государственную службу.

Воцарение Бориса Годунова и утрата государственного влияния на значительные силы донского и волжского казачества оказалось большой потерей в восточной политике России. На границе не было прежнего равновесия сил, отвечавшего интересам Русского государства: казачество отказалось от государственной службы и активно участвовало в Смуте. В XVII в. Русское государство продолжало вести борьбу с последними уцелевшими осколками Золотой Орды - Крымским ханством и ногайскими ордами: Большой и Малой. Эта борьба носила ожесточенный характер и требовала от Москвы огромных затрат как на оборону юго-восточных границ, так и на мобилизацию сил и средств для войны. В связи с этим большое значение имело использование русским правительством вольного казачества в качестве противовеса татарским «ратям».

После Смуты, в тяжелых условиях восстановления русской государственности, новый государь Михаил Романов стремился максимально использовать казачью вольницу для борьбы с ногайскими ордами и Крымом, взамен обещая выплату жалования и поставку оружия «свыше прежнего» (7). Однако политика Москвы по отношению к казачеству и в последующее десятилетие отличалась непоследовательностью и противоречивостью, что привело к обострению ситуации на Дону.

В 30 – 40-х гг. XVII в. татарские вторжения приобрели большой размах и оказали существенное влияние на внутреннюю и внешнюю политику Русского государства. Москва приступила к крупнейшим оборонительным работам на южной границе, что свидетельствовало о том, насколько серьезное значение придавалось татарской опасности. Правительство вынуждено было признать ошибочность предшествующей политики по отношению к татарам, основанной только на дипломатических расчетах. Одновременно в положении ногайцев произошли серьезные изменения, неблагоприятные для России, в результате чего усиление обороны против татар стало делом, не допускающим дальнейшей отсрочки. В связи с этим Михаил Романов вновь был вынужден обратиться за помощью к казачеству.

Начавшиеся активные действия казачества вызвали беспокойство Турции, поскольку Азов был стеснен донцами до такой степени, что начались побеги татар из Азова на Дон. В источниках появляется этноним «донские татаровя», под которым понимались искавшие приюта на Дону выходцы как из Азова, так и из ногайских улусов, юртовских и едисанских татар (8). Весной 1635 г. турки, совместно с крымцами и азовцами, дважды совершали нападение на казачий Монастырский остров, но оба раза неудачно(9). Решительные действия донского войска не оставляют сомнения в том, что они не были случайными эпизодами казачьей предприимчивости (походами за «зипунами»), а являлись систематическими и планомерными боевыми действиями, тесно связанными со всем ходом борьбы Русского государства с татарами. Успехи действий казаков против ногайцев был очевидны: казаки наносили ногайским ордам удар за ударом.

Появившиеся с 30-х XVII в. в Поволжье калмыки также ощутили на себе натиск волжских и донских казаков. Пытаясь утвердиться и в донских степях, калмыки уже совместно с примкнувшими к ним ногайцами совершали нападения на казачьи городки. В Москву поступали донесения о походах казаков на калмыцкие улусы, что не отвечало интересам Русского государства, поскольку оно видело в калмыках союзников в борьбе с Крымом. В 1677 г. на Волгу был отправлен стрелецкий голова Змеев с приказом остановить «разбои» казаков и вернуть их на Дон. Тем не менее, эта борьба не прекращалась. Московское правительство предпринимало большие усилия для «примирения» казачества и калмыков (10).

Калмыки, под управлением энергичного хана Аюки, активно действовали в Поволжье и на Северном Кавказе. Споры за обладание волжскими степями были выиграны калмыками у ногайцев, а с казачеством, под давлением русских властей, были заключены мирные договоренности. Чтобы закрепить мир на Дону, Петр I в 1699 г. разрешил калмыцкому тайше Балхану, притесняемому ханом Аюкой, перенести свои кочевья на Дон, к Черкасскому городку и отправлять службу наравне с донскими казаками. В последствии Петр повелел всех кочующих на Дону калмыков оставить в казачьем звании и впредь уже никого в казачество не принимать (11).

Гибкая политика России привела к желаемым результатом- к концу XVII в. границы государства на востоке существенно расширились. Войдя в состав России в XVIII в. казачество оказалось в центре событий - множества больших и малых сражений и походов. Это формировало у казаков качества неутомимых бойцов, воинов, способных не только наступать, но и защищаться, маневрировать. Казаки с полным основанием рассматривали себя как неразрывную, но особенную часть российского населения со своими правами и привилегиями. Они превратились в козырную военную карту непрерывных войн за расширение границ Российской империи. Государство усиливало свой контроль над казаками, наделяло их социально-политическими и военными функциями. Казачьи станицы расселялись таким образом, чтобы отделять друг от друга веками враждовавшие народности: именно казаки прекращали междоусобные войны между ногайцами и калмыками, между горцами и ногайцами, между калмыками и киргизами, между казахами и башкирами (12). И хотя со временем некоторые казачьи войска оказались во внутренних районах страны, современные реалии сделали их вновь пограничными (Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края, южный Урал, Забайкалье и т.д.). В связи с этим проблема использования исторического опыта казачьих военных формирований для защиты границ России является весьма своевременной и актуальной. Анализ современного казачьего движения позволяет сделать вывод, что казачество является одной из наиболее активных и политически организованных групп населения, которая вновь берет на себя функции охраны интересов России. Возрождение этой традиции в военно-организационных формах, соответствующих современности, должно быть чрезвычайно полезно нашему Отечеству.

1. См. например: Ригельман А.И. История о донских казаках. Ростов-н/Д, 1992; Сухоруков В.Д.. Историческое описание земли Войска Донского. Новочеркасск, 1903; Заседателева Л.Б. Терские казаки (сер.XVI- нач.XX в.) М., 1974; Пронштейн А.П., Мининков Н.А. Крестьянские войны в России XVI-XVII вв. и донское казачество. Ростов н/Д, 1983; Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1986; Мининков Н.А. Донское казачество на заре своей истории. Ростов–н/Д, 1992; Астапенко М.П. Донские казаки: 1550-1920. Ростов-н/Д, 1969; История казачества азиатской России: В 3 т. Екатеринбург, 1995; Тюменцев И.О. Казачество в правление Ивана Грозного (1533-1584 гг.) // Археолого-этнографические исследования в Волгоградской области. Волгоград, 1995; и др.

2. РГАДА. Ф.123. Крымские дела; Ф.127. Ногайские дела; Ф.130. Сибирские дела

3. Kappeler A. Moskau und Stepp: Das Verhaltnis zu den Nogai-Tataren im 16. Janrhundert // Forschungen zur Osteuropaischen Geschichichte. Berlin, 1992. S. 97.

4. Трепавлов В.В. «Шертные договоры»: российский прообраз протектората // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995. С. 28.

5. Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака, Новосибирск, 1986. С. 203, 204.

6. Дополнения к Актам историческим, издаваемым Археографической комиссией. СПб., 1846. № 117.

7. Материалы по истории Войска Донского. Грамоты. Новочеркасск, 1864. С.23.

8. РГАДА.Ф.127. Ногайские дела. Оп.1: 1636. №1. Л.155.

9. РГАДА. Ф.123. Крымские дела. 1634. № 5. Л. 260-261.

10. Соловьев С.М. Сочинения. М., 1989. Т. 13. С. 224-225.

11. Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации. М., 1996. С. 322.

12. Казаки России (прошлое, настоящее, будущее). М., 1992. С. 53.






© Центр региональных и трансграничных исследований ВолГУ, 2003

© Е.В. Кусаинова, 2003